Говорят, когда человек умирает и уже не чувствует боли, душа его еще целых три дня по земле бродит устало, бродит она по знакомым дорогам земной юдоли, там, где любила она, там, где она страдала… И уже скинув с себя одежды немощи человечьей и житейские попеченья складывая у порога, как впервые, всматривается она в лица, вслушивается она в речи, словно хочет что-то о жизни понять из эпилога… В одинокую, на высокой горе, забредет келью, подпоет “Господи помилуй” и “аллилуйя” и, благословив последним благословеньем, уйдет с метелью, унося ожог последнего поцелуя… О, неужели никто, к кому стучалась она, сдерживая рыданье, и три дня говорила: “Я с вами! Я не убита!” – ничего на земле не отыщет ей в оправданье, ничего небу не скажет в её защиту? 1989 Olesia Nikolaeva.
no subject
душа его еще целых три дня по земле бродит устало,
бродит она по знакомым дорогам земной юдоли,
там, где любила она, там, где она страдала…
И уже скинув с себя одежды немощи человечьей
и житейские попеченья складывая у порога,
как впервые, всматривается она в лица,
вслушивается она в речи,
словно хочет что-то о жизни понять из эпилога… В одинокую, на высокой горе, забредет келью,
подпоет “Господи помилуй” и “аллилуйя”
и, благословив последним благословеньем, уйдет с метелью,
унося ожог последнего поцелуя…
О, неужели никто, к кому стучалась она, сдерживая рыданье,
и три дня говорила: “Я с вами! Я не убита!” –
ничего на земле не отыщет ей в оправданье,
ничего небу не скажет в её защиту?
1989 Olesia Nikolaeva.